Неточные совпадения
Бог их знает какого нет еще! и жесткий, и
мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, или без неги, но пуще, нежели в неге — так вот зацепит за
сердце, да и поведет по всей душе, как будто смычком.
Скрепя
сердце и стиснув зубы, он, однако же, имел присутствие духа сказать необыкновенно учтивым и
мягким голосом, между тем как пятна выступили на лице его и все внутри его кипело...
Сердце у него было довольно
мягкое, но речь весьма самоуверенная, а иной раз чрезвычайно даже заносчивая, — что, в сравнении с фигуркой его, почти всегда выходило смешно.
Он человек среднего роста, грузный, двигается осторожно и почти каждое движение сопровождает покрякиванием. У него, должно быть, нездоровое
сердце, под добрыми серого цвета глазами набухли мешки. На лысом его черепе, над ушами, поднимаются, как рога, седые клочья, остатки пышных волос; бороду он бреет; из-под
мягкого носа его уныло свисают толстые, казацкие усы, под губою — остренький хвостик эспаньолки. К Алексею и Татьяне он относится с нескрываемой, грустной нежностью.
Я и говорю: «Напрасно вы, Пахомов, притворяетесь зверем, я вас насквозь вижу!» Он сначала рассердился: «Вы, говорит, ничего не видите и даже не можете видеть!» А потом сознался: «Верно,
сердце у меня
мягкое и очень не в ладу с умом, меня ум другому учит».
Несмотря, однако ж, на эту наружную угрюмость и дикость, Захар был довольно
мягкого и доброго
сердца. Он любил даже проводить время с ребятишками. На дворе, у ворот, его часто видели с кучей детей. Он их мирит, дразнит, устроивает игры или просто сидит с ними, взяв одного на одно колено, другого на другое, а сзади шею его обовьет еще какой-нибудь шалун руками или треплет его за бакенбарды.
Ее воображению открыта теперь самая поэтическая сфера жизни: ей должны сниться юноши с черными кудрями, стройные, высокие, с задумчивой, затаенной силой, с отвагой на лице, с гордой улыбкой, с этой искрой в глазах, которая тонет и трепещет во взгляде и так легко добирается до
сердца, с
мягким и свежим голосом, который звучит как металлическая струна.
Но сколько жизни покоится в этой
мягкой, нежной теплоте, перед которой вы доверчиво, без опасения, открываете грудь и горло, как перед ласками добрых людей доверчиво открываете
сердце!
До этой ночи, пока она надеялась на то, что он заедет, она не только не тяготилась ребенком, которого носила под
сердцем, но часто удивленно умилялась на его
мягкие, а иногда порывистые движения в себе. Но с этой ночи всё стало другое. И будущий ребенок стал только одной помехой.
И странное дело: хотя был твердо убежден в преступлении Мити, но со времени заключения его все как-то более и более смотрел на него
мягче: «С хорошею, может быть, душой был человек, а вот пропал, как швед, от пьянства и беспорядка!» Прежний ужас сменился в
сердце его какою-то жалостью.
Сердце обыкновенно растворяется и становится
мягким вслед за глубокими рубцами, за обожженными крыльями, за сознанными падениями; вслед за испугом, который обдает человека холодом, когда он один, без свидетелей начинает догадываться — какой он слабый и дрянной человек.
Первоначально положено было испытать средства самые
мягкие и затронуть, так сказать, одни «благородные струны
сердца».
— То есть, он не… Да, да, понимаю, — промолвила Марья Дмитриевна. — Он только с виду немного груб, а
сердце у него
мягкое.
Настасья Карповна была женщина самого веселого и кроткого нрава, вдова, бездетная, из бедных дворянок; голову имела круглую, седую,
мягкие белые руки,
мягкое лицо с крупными, добрыми чертами и несколько смешным, вздернутым носом; она благоговела перед Марфой Тимофеевной, и та ее очень любила, хотя подтрунивала над ее нежным
сердцем: она чувствовала слабость ко всем молодым людям и невольно краснела, как девочка, от самой невинной шутки.
Голос у него был
мягкий, вкрадчивый и до такой степени мелодичный, что
сердце женщины, внимавшей ему, словно пойманная птичка, трепетало в груди.
И умом прост, и
сердце мягкое, и рука машистая.
— Сам не понимаю, как это вышло! С детства всех боялся, стал подрастать — начал ненавидеть, которых за подлость, которых — не знаю за что, так просто! А теперь все для меня по-другому встали, — жалко всех, что ли? Не могу понять, но
сердце стало
мягче, когда узнал, что не все виноваты в грязи своей…
Жирный блеск золота на мундирах потускнел, стал
мягче, веяние бодрой уверенности, дуновение живой силы коснулось
сердца матери, будя его.
— Саша кланяется! — сказала она. У Павла дрогнули веки, лицо стало
мягче, он улыбнулся. Острая горечь щипнула
сердце матери.
— Что это, в самом деле! — ласково подхватила мать. —
Сердце мягкое, а сам — рычит. Зачем это?
— Жалко, что уходите вы! — необычно
мягким голосом сказал Рыбин. — Хорошо говорите! Большое это дело — породнить людей между собой! Когда вот знаешь, что миллионы хотят того же, что и мы,
сердце становится добрее. А в доброте — большая сила!
«Скоро свобода!» — говорила ей эта улыбка и точно гладила
сердце матери
мягкими прикосновениями.
— Так как же тут не поверуешь, сударь! — говорит он, обращаясь уже исключительно ко мне, — конечно, живем мы вот здесь в углу, словно в языческой стороне, ни про чудеса, ни про знамения не слышим, ну и бога-то ровно забудем. А придешь, например, хошь в Москву, а там и камни-то словно говорят! пойдут это сказы да рассказы: там, послышишь, целение чудесное совершилось; там будто над неверующим знамение свое бог показал: ну и восчувствуешь, и растопится в тебе
сердце,
мягче воску сделается!..
Фрау Леноре начала взглядывать на него, хотя все еще с горестью и упреком, но уже не с прежним отвращением и гневом; потом она позволила ему подойти и даже сесть возле нее (Джемма сидела по другую сторону); потом она стала упрекать его — не одними взорами, но словами, что уже означало некоторое смягчение ее
сердца; она стала жаловаться, и жалобы ее становились все тише и
мягче; они чередовались вопросами, обращенными то к дочери, то к Санину; потом она позволила ему взять ее за руку и не тотчас отняла ее… потом она заплакала опять — но уже совсем другими слезами… потом она грустно улыбнулась и пожалела об отсутствии Джиован'Баттиста, но уже в другом смысле, чем прежде…
Голос Иоанна был умерен, но взор его говорил, что он в
сердце своем уже решил участь князя и что беда ожидает того, чей приговор окажется
мягче его собственного.
Хотя няня, тоже поэт в душе, клала на все самые
мягкие краски, выделяя лишь светлые образы дорогого ее крепостническому
сердцу прошлого, но и в ее передаче эта фигура рисовалась некоторой тенью…
Руслан на
мягкий мох ложится
Пред умирающим огнем;
Он ищет позабыться сном,
Вздыхает, медленно вертится…
Напрасно! Витязь наконец:
«Не спится что-то, мой отец!
Что делать: болен я душою,
И сон не в сон, как тошно жить.
Позволь мне
сердце освежить
Твоей беседою святою.
Прости мне дерзостный вопрос.
Откройся: кто ты, благодатный,
Судьбы наперсник непонятный?
В пустыню кто тебя занес...
Над весенним шумом, почти непрерывно с утра до вечера, течет великопостный звон, покачивая
сердце мягкими толчками, — в этом звоне, как в речах старика, скрыто нечто обиженное, кажется, что колокола обо всем говорят с холодным унынием...
И Термосесов вдруг совершенно иным голосом и самою
мягкою интонацией произнес: «Ну, так да, что ли? да?» Это да было произнесено таким тоном, что у Бизюкиной захолонуло в
сердце. Она поняла, что ответ требуется совсем не к тому вопросу, который высказан, а к тому, подразумеваемый смысл которого даже ее испугал своим реализмом, и потому Бизюкина молчала. Но Термосесов наступал.
Её
мягкое волнение коснулось
сердца старика и словно раздавило в груди его тяжёлый, тёмный нарыв, он нагнулся над столом, бессвязно говоря...
И снова Кожемякин ходил вдоль забора плечо о плечо с дядей Марком, невнимательно слушая его слова,
мягкие, ласковые, но подавлявшие желание возражать и защищаться. Ещё недавно приятно возвышавшие душу, эти слова сегодня гудели, точно надоедные осенние мухи, кружились, не задевая
сердца, всё более холодевшего под их тоскливую музыку.
Сердце у ней было очень любящее и
мягкое: жизнь ее скоро перемолола.
Что-то давно небывалое тайно шевельнулось в его
сердце от этого
мягкого прикосновения.
Он еще удивлялся и недоумевал, а вот уже перед ним, словно из
мягкой, душистой мглы, выступал пленительный облик, поднимались лучистые ресницы — и тихо и неотразимо вонзались ему в
сердце волшебные глаза, и голос звенел сладостно, и блестящие плечи, плечи молодой царицы, дышали свежестью и жаром неги…
Он ласково и сочувственно улыбался, голос у него был такой
мягкий… В комнате повеяло теплом, согревающим душу. В
сердце девушки все ярче разгоралась робкая надежда на счастье.
Фома отбросил рукой нити бисера; они колыхнулись, зашуршали и коснулись его щеки. Он вздрогнул от этого холодного прикосновения и ушел, унося в груди смутное, тяжелое чувство, —
сердце билось так, как будто на него накинута была
мягкая, но крепкая сеть…
Он стоял у постели с дрожью в ногах, в груди, задыхаясь, смотрел на её огромное,
мягкое тело, на широкое, расплывшееся от усмешки лицо. Ему уже не было стыдно, но
сердце, охваченное печальным чувством утраты, обиженно замирало, и почему-то хотелось плакать. Он молчал, печально ощущая, что эта женщина чужда, не нужна, неприятна ему, что всё ласковое и хорошее, лежавшее у него в
сердце для неё, сразу проглочено её жадным телом и бесследно исчезло в нём, точно запоздалая капля дождя в мутной луже.
Он дал себе слово, что бы там на
сердце у него ни было, быть как можно более
мягким и кротким с нею в предстоящем объяснении.
Я сказал это нарочно, ибо знал, что одно упоминовение имени сестрицы Машеньки выведет сестрицу Дашеньку из себя. И действительно, Дарья Ивановна немедленно понеслась на всех парусах. Уж лучше первого встречного наемника, чем Марью Ивановну. Разбойник с большой дороги — и у того
сердце мягче, добрее, нежели у Марьи Ивановны. Марья Ивановна! да разве не ясно, как дважды два — четыре, что она способна насыпать яду, задушить подушками, зарубить топором!
Здесь же отдельными пролесками и островками стоят далекие пришлые люди — горькая осина с своим металлически-серым стволом, бесконечно родная каждому русскому
сердцу кудрявая береза, изредка липа с своей бледной,
мягкой зеленью.
Сбивал он Сашу своими переходами от волнения к покою, от грубости, даже как будто цинизма, к
мягкому добродушию, чуть ли не ребячьей наивности; и — что редко бывало с внимательным Сашей — не мог он твердо определить свое отношение к новому знакомцу: то чуть ли не противен, а то нравится, вызывает в
сердце что-то теплое, пожалуй, немного грустное, напоминает кого-то милого.
Иногда мне казалось, что кроткие, разрыхляя, как лишаи, каменное
сердце жизни, делают его более
мягким и плодотворным, но чаще, наблюдая обилие кротких, их ловкую приспособляемость к подлому, неуловимую изменчивость и гибкость душ, комариное их нытье, — я чувствовал себя, как стреноженная лошадь в туче оводов.
Рассказывая, он ритмически покачивался, прикрывал глаза и часто
мягким жестом касался груди своей против
сердца.
Пелагея Егоровна. Что, Любушка, жаль парня-то! Эко, девушка… ах! А мне и невдомек, что ты его полюбила-то. Да и где мне, старухе, догадаться… да. Что ж я? Вот поплакать наше дело, а власти над дочерью никакой не имею! А хорошо бы! Полюбовалась бы на старости. Парень-то такой простой,
сердцем мягкий, и меня-то бы, старуху, любил. Уж как погляжу я на тебя, девушка, как тебе не грустить!.. да помочь-то мне тебе, сердечная, нечем!
С самого приезда обнаружила она
мягкое к несчастиям ближних
сердце и решительную наклонность протестовать против мнений соседей.
И лицо у неё окаменело. Хотя и суровая она, а такая серьёзная, красивая, глаза тёмные, волосы густые. Всю ночь до утра говорили мы с ней, сидя на опушке леса сзади железнодорожной будки, и вижу я — всё
сердце у человека выгорело, даже и плакать не может; только когда детские годы свои вспоминала, то улыбнулась неохотно раза два, и глаза её
мягче стали.
На селе известно стало, что я с тестем не в ладу живу, стал народ поласковее глядеть на меня. Сам же я от радостей моих
мягче стал, да и Ольга добра
сердцем была — захотелось мне расплатиться с мужиками по возможности. Начал я маленько мирволить им: тому поможешь, этого прикроешь. А в деревне — как за стеклом, каждый твой взмах руки виден всем. Злится Титов...
Русское благодушие, всегда не лишенное хитрости, сверкнуло тихой искрой в его глазу, и эта искра тотчас зажгла пожар во всех
сердцах, — на лицах ребят явились
мягкие усмешки, что-то смущенное, как бы виноватое замелькало в глазах.
Леон вкрадывался в любовь каким-то приветливым видом, какими-то умильными взорами, каким-то
мягким звуком голоса, который приятно отзывался в
сердце.
Я слушал, слушал весь этот
мягкий, слитный гул, и пошевельнуться не хотелось, а на
сердце не то лень, не то умиление.